![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Сергей Есенин и Иосиф Бродский
...И если дорога сводила в одном купе шофёра, интеллигента, секретаря заводской парторганизации и какую-то тётку из Бобруйска, оказывалось, что им не о чём говорить друг с другом, они друг другу хуже иностранцев... Но, прикончив вторую бутылку водки, купе затягивало "Отговорила роща золотая..." (а проводница подпевала), и время песнопения становилось временем взаимопонимания.
Хорошо сближает и Высоцкий. Но нужна гитара, молодая компания, мужественный артистичный солист. А Есенин - во всех ситуациях свой.
Мыслимое ли дело - трясти случайного попутчика за грудки за Федю Тютчева или Володю Маяковского? Никому и в голову не придёт ни звать их так, ни препираться из-за них. А вот за Серегу Есенина можно и схлопотать. Он и сам тыкал Пушкину и Америке и впустил всех нас в свою частную жизнь, где дед с портками, мать-старушка в шушуне, женщина "сорока с лишним лет", и другая женщина и ещё другая... Он сделал всех нас благородными зрителями и чуть ли не соучастниками сериала, которому не видно конца, потому что каждое очередное поколение с удовольствием узнаёт себя в трюмо есенинской поэзии...
Есенин народен не только за талант - талантливыми поэтами нас не удивишь, а за то, что вернул заурядной жизни привкус драматизма, а значит, и право на самоуважение. Таких услуг люди не забывают.
Более того, он послужил и национальному самоутверждению. Есенин силою таланта и обаянием личности двусмысленные стороны русского темперамента повернул светлой стороной. И там, где одним видится только дикость и рабский разгул, он усмотрел и вольницу молодости, и привлекательную исключительность. Есенин был очередным художником, оставляющим за Россией особые таинственные права на не общий аршин, широту, быструю езду.
Опасен такой Есенин? Не опаснее многих явлений жизни - от свободы до водки: трудно не впасть в крайность. Держать равновесие вообще не просто, даже на двухколёсном велосипеде...
...Стихи стихами, но от поэта остаётся ещё и манера авторского поведения. И здесь, думаю, Бродский оказал поэтическому цеху большую услугу. Теперь есть прецедент абсолютной независимости...
Двадцатый век - "серебряный" - увлёкся поэтом-дервишем, поэтом пророчествующим, блаженным и бесноватым одновременно. Сохранить личину несерьёзного отношения к поэзии при взятой на себя провидческой сверхзадаче, понятное дело, не удалось. А раз поэт не повеса, не губернатор, не помещик, - словом, не дилетант, а жрец - он просто обязан быть в центре общественного внимания. Он вещает- общество внимает. Завышенная самооценка, рост общественного внимания привели исподволь к закабалению поэта, чему поэт и не противился: сознание собственной значимости лестно...
Бродский считал, что он приемник серебряного века. Насколько это верно для его стихов, я судить не берусь, но вёл он себя в культуре прямо противоположным образом. Он запретил себе даже думать о "читателе, советчике, враче". Ему было дорого его принципиальное и абсолютное отщепенство. Собственная отверженность воспринималась им не как трагедия, а как трагическая норма бытия. Он сказал:"Одиночество есть человек в квадрате" - и оставил за каждым из нас - и поэтов и не поэтов - право на исключительность такого рода. Он вернул образу русского поэта утраченную им в начале века независимость. И теперь каждому, кто затоскует, желая быть понятым родной страной, можно кивнуть на Бродского: вот, не затосковал же...
Сергей Гандлевский, 1995, 1996.
Хорошо сближает и Высоцкий. Но нужна гитара, молодая компания, мужественный артистичный солист. А Есенин - во всех ситуациях свой.
Мыслимое ли дело - трясти случайного попутчика за грудки за Федю Тютчева или Володю Маяковского? Никому и в голову не придёт ни звать их так, ни препираться из-за них. А вот за Серегу Есенина можно и схлопотать. Он и сам тыкал Пушкину и Америке и впустил всех нас в свою частную жизнь, где дед с портками, мать-старушка в шушуне, женщина "сорока с лишним лет", и другая женщина и ещё другая... Он сделал всех нас благородными зрителями и чуть ли не соучастниками сериала, которому не видно конца, потому что каждое очередное поколение с удовольствием узнаёт себя в трюмо есенинской поэзии...
Есенин народен не только за талант - талантливыми поэтами нас не удивишь, а за то, что вернул заурядной жизни привкус драматизма, а значит, и право на самоуважение. Таких услуг люди не забывают.
Более того, он послужил и национальному самоутверждению. Есенин силою таланта и обаянием личности двусмысленные стороны русского темперамента повернул светлой стороной. И там, где одним видится только дикость и рабский разгул, он усмотрел и вольницу молодости, и привлекательную исключительность. Есенин был очередным художником, оставляющим за Россией особые таинственные права на не общий аршин, широту, быструю езду.
Опасен такой Есенин? Не опаснее многих явлений жизни - от свободы до водки: трудно не впасть в крайность. Держать равновесие вообще не просто, даже на двухколёсном велосипеде...
...Стихи стихами, но от поэта остаётся ещё и манера авторского поведения. И здесь, думаю, Бродский оказал поэтическому цеху большую услугу. Теперь есть прецедент абсолютной независимости...
Двадцатый век - "серебряный" - увлёкся поэтом-дервишем, поэтом пророчествующим, блаженным и бесноватым одновременно. Сохранить личину несерьёзного отношения к поэзии при взятой на себя провидческой сверхзадаче, понятное дело, не удалось. А раз поэт не повеса, не губернатор, не помещик, - словом, не дилетант, а жрец - он просто обязан быть в центре общественного внимания. Он вещает- общество внимает. Завышенная самооценка, рост общественного внимания привели исподволь к закабалению поэта, чему поэт и не противился: сознание собственной значимости лестно...
Бродский считал, что он приемник серебряного века. Насколько это верно для его стихов, я судить не берусь, но вёл он себя в культуре прямо противоположным образом. Он запретил себе даже думать о "читателе, советчике, враче". Ему было дорого его принципиальное и абсолютное отщепенство. Собственная отверженность воспринималась им не как трагедия, а как трагическая норма бытия. Он сказал:"Одиночество есть человек в квадрате" - и оставил за каждым из нас - и поэтов и не поэтов - право на исключительность такого рода. Он вернул образу русского поэта утраченную им в начале века независимость. И теперь каждому, кто затоскует, желая быть понятым родной страной, можно кивнуть на Бродского: вот, не затосковал же...
Сергей Гандлевский, 1995, 1996.