Apocalypse Now

Знаете вот это чувство, что скоро все рухнет? Не то ядерная война будет, не то мировая революция, не то астероид прилетит, не то пандемия, не то крах финансовой системы, не то еще что-нибудь. Мир бесконечно сложен, непредсказуем и полон противоречий. Иногда наш разум просто отказывается с этим смиряться — и приходит к убеждению, что рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) наступит какой-то катаклизм, который радикально все упростит, сведет все к какой-то элементарной дихотомии: «добро — зло», «свои — чужие», «агнцы — козлища».

Среди современных светских исследователей раннего христианства преобладает точка зрения, что исторический Иисус был иудейским апокалиптическим пророком. Он предсказывал, что Конец света случится очень скоро — при жизни тех, кто слушал его проповеди.

Переосмысление апокалиптических пророчеств Иисуса его последователями привело к превращению иудейской секты в мировую религию. Главной фигурой в этом процессе был апостол Павел. Во Втором послании к Фессалоникийцам (2Фес. 2:1–7) он писал, что некая сила мешает приходу антихриста и запуску предсказанного Иисусом сценария последних времен. Эту силу Павел называл просто «удерживающий» (по-гречески «катехон»).

Что это, непонятно. Нам, очевидно, не хватает какого-то важного контекста, известного Павлу и его адресатам. По одной из самых популярных версий, катехон — это государство, или конкретно Римская империя: в ней есть закон и порядок, и поэтому она способна удерживать мировое зло в каких-то рамках.

А теперь перескочим несколько столетий. В VII веке Палестину и Сирию — восточные области уже христианской Римской империи — стремительно завоевали арабы, последователи новой религии — ислама. В это время некий сирийский монах, чьего имени мы не знаем, написал книгу в жанре откровения (по-гречески «апокалипсис»), то есть рассказа о грядущем Конце света. Авторство книги он приписал святому Мефодию Патарскому, который жил в III—IV веках. Получилось так, будто Мефодий предсказал арабские завоевания за триста с лишним лет до того, как они случились.

Псевдо-Мефодий ввел в христианское апокалиптическое учение новый элемент — фигуру Последнего императора, который поразит арабов. За этим последует «тишина», а потом новые бедствия: удаление Последнего императора, нашествие народов Гог и Магог, возвращение Последнего императора и его воцарение в Иерусалиме, вручение Последним императором своего царства Богу, пришествие антихриста, а потом наконец Второе пришествие и Страшный суд.

«Откровение Псевдо-Мефодия» пользовалось огромной популярностью во всем христианском мире. Разумеется, без приставки псевдо-: его считали подлинным пророчеством святого IV века, к тому же уже частично исполненным. Многие средневековые правители претендовали на роль Последнего императора. Но даже когда крестоносцы в 1099 году взяли Иерусалим, Конец света опять не наступил.

На Руси «Откровение» тоже, конечно, читали. После того как в 1453 году османы взяли Константинополь (он же Новый Рим), Москва осознала себя последним оплотом истинной веры в мире — Третьим Римом. Соответственно, Последний император должен был быть российским государем. Несколько раз назначали даже конкретную дату Конца света: 7000 год от сотворения мира по византийскому календарю (по нашему — 1492-й), 7070-й (1562-й), 7077-й (1569-й). Но, как можно заметить, ни в одну из них Конца света не случилось.

Так по мнению историка Андрея Юрганова, учреждение опричнины Ивана Грозного в 1565 году было подготовкой к Концу света: устраивая зверские массовые расправы над своими подданными, царь, в собственном представлении, спасал их: когда наступит Страшный суд, они предстанут перед ним мучениками и праведниками.

Книга Сергея Нилуса, православного публициста рубежа XIX—XX веков, «Великое в малом» вышла в 1905 году вторым изданием с подзаголовком «Антихрист как близкая политическая возможность». Это издание наиболее примечательно тем, что именно в нем впервые опубликован полный текст печально известных «Протоколов сионских мудрецов» — антисемитской фальшивки российских ультраправых.

По жанру «Великое в малом» было апокалипсисом — провозглашением наступления последних времен. В начале ХХ века этот жанр — уже не богословский, а публицистический — переживал новый расцвет. Знаменитый «Закат Европы» Освальда Шпенглера (1918–1922) ведь тоже, в сущности, апокалипсис.

Нилус видел признаки приближения Конца света (и происки «масоно-еврейских кругов») буквально во всем: в распространении либеральных и социалистических идей, в индустриализации, в иностранных инвестициях и займах, в строительстве метро в европейских столицах (он полагал, что в решающий момент евреи и масоны заложат в туннели бомбы и разом уничтожат все центры цивилизации).

Нилусу довелось увидеть исполнение своих предсказаний — так он интерпретировал революцию 1917 года. Про отречение Николая II от престола он говорил: «Удерживающий взят от православной среды» (цитата из Второго послания к Фессалоникийцам). Катехоном он считал православного самодержца, и после его удаления ожидал наступления царства антихриста. При советской власти Нилуса несколько раз арестовывали, но умер он своей смертью дома в 1929 году.

Вообще говоря, Конец света, катехон и Последний император всегда были концептами не только богословскими, но и политическими: с их помощью размышляли о том, кто и какую власть должен иметь над людьми, кто должен устанавливать правила земной жизни, покуда Бог не взял ее под свое прямое управление.

Немецкий юрист и философ Карл Шмитт в работе 1922 года «Политическая теология» провозгласил: вообще все политические понятия — это на самом деле секуляризованные (то есть перенесенные на светскую почву) религиозные концепты. В политологии и социологии государство — то же, что Бог в богословии; чрезвычайное положение — то же, что чудо (нарушение установленного законом порядка в результате прямого вмешательства высшей власти) и так далее. И о государстве как катехоне, гарантирующем продолжение человеческой истории, Шмитт много писал. Именно он — обещанный «коронованный юрист Третьего рейха». Хоть он и был нацистом, некоторые его идеи так интригуют, что он все равно считается одним из важнейших политических мыслителей ХХ века.

В современной политической риторике секуляризованный Конец света — без Второго пришествия Христа, но с войнами, катаклизмами и разрушением привычного порядка вещей — образ, если чуть приглядеться, вездесущий.

Когда правые пугают сограждан мигрантами — «иноплеменными захватчиками», — это ведь тот же жанр апокалипсиса: возвышенный стиль речи, от которого даже рациональные аргументы превращаются в эмоциональные тирады, трагическое заламывание рук, пугающие картины будущего, призывы опомниться, пока не поздно. Когда левые обещают всемирный потоп и почти буквальное повторение казней египетских в результате изменения климата (и реки остановятся, и нашествия насекомых будут, и пандемии, и всё-всё-всё) — это оно же.

Апокалипсис — это, в сущности, радикальное упрощение картины мира. Вся сложность и противоречивость сводится к какому-то одному фактору — может, неуправляемому, но по крайней мере предсказуемому: вот придет антихрист (или: вот станет мигрантов больше, чем коренных; или: вот поднимется еще на полградуса средняя температура) — и все прочее не будет иметь вообще никакого значения; то есть оно и сейчас его не имеет. Если уж все равно тревожиться — уж лучше какой-то ясный повод для тревоги, чем неопределенная, размазанная по всему миру тревожность.

Представление о том, что православная монархия и есть Удерживающий(катехон), долго сохранялось в русской эмиграции. Не сами слова «Конец света», «катехон» и «Последний император», но некоторые отзвуки этих идей можно найти, например, у пресловутого Ивана Ильина, «любимого философа Путина». Он вроде бы не лезет в богословие, но, когда рассуждает, что государство должно воспитывать граждан, отвращать их от зла и понуждать к добру, это, конечно, то самое представление о государстве как катехоне, препятствующем торжеству мрака и дикости на земле.

В Россию идея катехона вернулась только после падения советской власти. В 1992 году в газете «Советская Россия» вышла статья «Тайна беззакония», подписанная именем митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева). Заглавие — еще одна цитата из Второго послания к Фессалоникийцам, а предполагаемый реальный автор статьи — приближенный к митрополиту ультраправый публицист Константин Душенов.

В статье утверждалось, что вся современная история объясняется заговором Запада и жидомасонов против России. А она, в свою очередь, будучи «православным государством», «удерживает» Конец света.

Эти и другие похожие труды, впрочем, были довольно абстрактны: они не объясняли, каким образом Россия исполняет функцию катехона. По большей части это было даже не религиозно-политическое теоретизирование, а чистейшая антисемитская конспирология (тот же Душенов был сооснователем движения «Жить без страха иудейска»). Она опиралась главным образом на традиции советского националистического диссидентства(изобретая термина "русофобия" математика Игоря Шафаревича).

В нулевые православный национализм обрел некоторую респектабельность, а в десятые его отдельные элементы даже стали проявляться в публичной риторике Владимира Путина и его приближенных. Александр Дугин стал увлеченно комбинировать доморощенные и импортные (нередко противоречащие друг другу) правые теории, включая Карла Шмитта, утверждая, что сам факт существования православной России предотвращает конец света — не в религиозно-мистическом, не в политическом, а в каком-то, честно говоря, неопределенном смысле. Что конкретно произойдет, если России-катехона вдруг не станет, из писаний Дугина понять невозможно.

После 2014 года и начала войны в Украине дискуссии насчет катехона возобновились и стали гораздо заметней. Конфликт на Донбассе и политика консервативной мобилизации, проводимая российскими властями, легко уложились в конспирологические представления о схватке с «антихристом» — «коллективным Западом». Представления многих правых авторов об Удерживающем конкретизировались в фигуре и режиме Путина.

В 2021 году об этом писал советник председателя Госдумы Александр Щипков. А сразу после полномасштабного вторжения в 2022-м соответствующий «наказ» выпустил Всемирный русский народный собор: Россия — катехон, а война в Украине — священное сражение с антихристом.

Патриарх Кирилл и раньше говорил о православном «удержании» — но как-то в общих чертах, указывая на необходимость «доброты» или «молитвы». Однако в июле 2023-го он прямо заявил: «Сегодня многие люди, в том числе на Западе, с большим вниманием и надеждой взирают на Россию как на последний оплот. Если говорить библейским языком, Россия становится удерживающей от тотального господства зла, то есть пришествия антихриста».

В начале 2024 года вышла статья «Антихрист как технология» Андрея Ильницкого, члена Совета по внешней и оборонной политике и советника бывшего министра обороны Сергея Шойгу. В ней опять рассказывается о заговоре антихриста против России. Но только заговор этот уже не еврейский, а глобалистский при участии папы римского. А Россия — и Путин — последняя страна, которая защищает Всевышнего, единого для христиан и мусульман.

В 2018 году, рассуждая о возможности ядерной войны, Путин сказал знаменитое: «Мы, как мученики, попадем в рай. А они просто сдохнут». Начиная с того же 2018-го он несколько раз припоминал афоризм Иоганна Эрнста Миниха, что Россия находится под прямым управлением Господа Бога. В устах Миниха это было, конечно, саркастическое высказывание: мол, непонятно, как тут вообще что-то держится; но Путин, похоже, почти готов поверить, что Россия — это уже Царство Небесное на земле в библейском смысле.

В сентябре 2022-го Путин уже прямо говорил о библейских признаках прихода антихриста — в частности о появлении в мире «лжехристов и лжепророков». Под последними российский лидер подразумевал, разумеется, «диктатуру западных элит», которая якобы «религия наоборот — откровенный сатанизм».

Путин последовательно выступает за статус-кво: ратует за сохранение «традиционных ценностей» и привычного образа жизни, настаивает, что «стабильность дороже реформ». Весь его имидж выстроен на образе защитника. Всюду угрозы, мир хрупок — лучше никуда не ходить и ничего не трогать, а то мало ли что случится. Старательное, почти отчаянное сдерживание любых изменений — политических, социальных, культурных — сближается с идеей катехона вне зависимости от того, насколько она осознана. Чтобы заигрывать с философскими и мистическими концепциями, совсем не обязательно в них верить.

Современных экоактивистов и сочувствующих им политиков тоже часто критикуют за апокалиптическое видение истории. Мол, «зеленая» повестка уже давно превратилась в способ подавлять политический плюрализм и навязывать невыгодные и бесполезные меры.

Чтобы преодолеть этот скептицизм, экоэксперты предлагают самые разные варианты «новой» климатической повестки. Например, можно акцентировать внимание не на том, что «может пойти не так», а на позитивных вещах: инновационных проектах и идеях, которые могут помочь человечеству и планете. Или использовать подход под названием «анти-анти-апокалиптизм»: проще говоря, не отвергать предупреждения об опасности полностью, но прислушиваться только к «низовым» активистам, а не к мерам, которые навязываются «сверху».

В результате, почти все автократы используют апокалиптические мотивы для оправдания своего правления. Логика простая: апокалипсис предполагает финал человеческой истории и, соответственно, ее сюжетность и смысл; стало быть, есть лишь один правильный путь, а плюрализм, дебаты, инакомыслие ложны и пагубны.

Мораль сей басни такова, что с какой стороны ни посмотри, апокалипсис — очень удобная политическая идея. Главное, не называть конкретных дат.